
Не успев выйти на большие экраны, фильм А. Звягинцева успел стать едва ли не главным предметом обсуждения на культурной ниве. Горячие, до ругани, споры возникли не по поводу художественных достоинств фильма, а по поводу глубинного смысла произведения, сверхзадачи, которую пытался достичь автор. Способный к объективному анализу зритель, в большинстве своём согласится, что с точки зрения художественных достоинств, фильм ничем не выделяется от десятков подобных и не начни его награждать все и за всё, он так и прошел бы, не обратив на себя особого внимания. И министр культуры не выглядел бы в очередной раз так глупо. Но фильм заметили. Наградили. Потом ещё. И хочешь, не хочешь стали задумываться, а за что? Правда там или клевета? Болью пропитано произведение или злопыхательством?
Действительно, рассматриваешь эпизоды, вроде как правда. Да, так есть. И так бывает. И о таком слышать приходилось. Но что-то не складывается в полноценный рисунок. Может, не хватает некоторых кадров. Где-то около половины, чтобы получилась правда.
Желание же пнуть патриарха, заметно невооруженным глазом, но получилось это совсем слабо. Халтурно и тенденциозно.
А при чем здесь Достоевский? Да такое ощущение, что он смотрел этот фильм ещё в 1872 году. Ну, сами посудите: «Существуют искони некоторые приемы обличения, крайне парадоксальные, но чрезвычайно метко достигающие цели. Например: «это люди святые, стало быть, и должны жить свято, но так как мы видим обратное, то»... вывод ясен. И это чрезвычайно действует. В подтверждение выставляется целый ряд неотразимых фактов, которые всем были известны, но не производили известного действия, пока их не сгруппировали в целую систему с известною целью. Отсюда выходят иногда преудивительные выводы.
В сущности, в этой группировке фактов всегда заключается только половина правды, а лишь половина всей правды, по-нашему, хуже лжи. Прямую ложь еще можно опровергнуть, но как опровергнуть целую систему фактов, если они справедливы? Мы знаем, что еще при святом Феодосии, при самом основании Киево-Печерской лавры, уже находились некоторые точно такие же плотоугодники и малодушные в числе собравшейся братьи. Мы знаем, что грех, эгоизм и даже злодеяние являлись тотчас же даже в самых первых христианских обществах, еще при самом основании христианства. Указывая на это, мы вовсе не предлагаем склониться перед историческим фактом или, вернее, законом и успокоиться; это было бы омерзительно. Но если грех и мерзость были еще при святом Феодосии и в первые времена христианства, то были зато и сам св. Феодосии, и мученики за Христа, и основатели христианства, и основатели всего современного христианского общества. А ведь в этом и всё».
Воистину, «что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем».
